Какая она, женщина-политик?

16.12.2009

 Ксения Смирнова: Сегодня чаще всего о политиках говорят только как о политиках. Мне хотелось бы поговорить о Вас как о человеке. Вот я смотрю на Вашу фотографию, и первая ассоциация, которая возникает, — «актриса театра русской драмы». Вы, кстати, никогда не хотели стать актрисой?

Инна Германовна: Вы знаете, когда много чего получается — есть проблема выбора. У меня многое получалось, поэтому еще в средних классах хотела быть математиком. Потом — социологом, юристом и актрисой. В 1977-м, с окончанием десятилетки, стало понятно: для того чтобы стать актрисой, нужно ехать в Москву, поскольку там была самая сильная театральная школа. Не поехала.
От профессии социолога отговорил папа. Был Советский Союз, как раз расцвет застоя. Отец уверял, что в такой стране нельзя всерьез заниматься социологией — можно либо очутиться в тюрьме, либо в психиатрической лечебнице. Поэтому в виде исключения была выбрана профессия юриста, чему я несказанно рада — это оказалось действительно моим делом.
Как перед выпускником юридического вуза с красным дипломом, передо мной были открыты все двери советских правоохранительных, точнее, карательных, органов, но я дала себе слово, что буду только защитником. Работа адвоката стала не только профессией, но и призванием всей моей жизни — помогать и защищать.

Ксения Смирнова: Полагаю, в пионерском детстве Вы были активисткой?

Инна Германовна: В школе я не была формальным лидером; старостой — да, но руководителем пионерского отряда — нет. Секретарем комсомольской организации школы была всего две недели. Расскажу почему.
Я попала на Всесоюзный съезд комсомольских организаций, который проходил тогда в Харькове. Еще в первой части слета меня начали посещать мысли: «Боже, какой кошмар эти дядьки. Ужас, не имеющий к жизни никакого отношения!» А в перерыве, когда мы обедали бутербродами с колбасой и ситро, представитель райкома комсомола попытался прямо на лестничной площадке залезть мне, 14-летней ни разу не целовавшейся девочке, под юбку. Это было уже слишком!
Оттолкнув этого мужика, я побежала в школу, нашла завуча, и она была в шоке от рассказанного мною. Потом меня вызвала директор и спросила, что я хочу. Я ответила, что больше ни разу не переступлю порога их комсомольской организации. Тот случай на съезде был болезненной прививкой от номенклатурной работы. Я даже не была членом компартии.

Ксения Смирнова: И все же, что из той системы, построенной в СССР, Вы, может быть, вернули бы в наше время?

Инна Германовна: Я живу за Киевом, в поселке Рудики. Каждый день во время утренней прогулки я наблюдаю заброшенные пионерские лагеря вдоль берега Днепра. В каждом из них — спортивная площадка, кинозал. Но стоит это сегодня все в запустении, в разрухе, без стекол…
Да, в СССР было много плохого, но инвестиции в образование, здравоохранение и культуру шли. Андеграунд был не в почете, но все же государство вкладывало деньги, чего не делается сейчас.
Сегодня из Украины делают банановую республику, в которой должно быть 46 млн. плохо обученного населения с заниженными запросами на уровне элементарного потребления. Нам пытаются навязать жизнь, состоящую из плиты, телевизора и постели. Я не приемлю такого образа жизни.
Поэтому, став Президентом, я буду ратовать за три вещи. Первое — чтобы у нас заработало каждое предприятие и появилась марка «Made in Ukraine». Второе — что мы должны стать нейтральным внеблоковым государством и иметь гарантии неприкосновенности территории. И третье — за инвестиции в просвещение: в образование, культуру и информатизацию (все эти сферы для меня называются просвещением и это, наверное, то самое сильное, что было в Советском Союзе).

Ксения Смирнова: Воспитание — это не только школа, учителя, внимательные родители и качественные учебники. Это еще и некие идеалы, на которые равняется новое поколение. Какими они могут быть, на Ваш взгляд?

Инна Германовна: Качественного образования без формирования личности не бывает. Благополучная страна — и удовлетворенный жизнью индивидуум. Счастливой страны, в которой живет несчастный человек, не бывает. Точно так же образование: без работы над личностью — это не образование. Знания, даже если они огромные, если они даются не личности (потому как только личность знает, как ими распорядиться) — это бессмысленная трата времени и денег, как человека, так и государства на бесплатное образование.
Можно ли сегодня сделать образование качественным? В Украине теперь работает порядка 60 невероятно успешных учителей и педагогов. Они, вопреки системе и жесточайшему диктату, которому сегодня подвержена политика Минобразования в Украине, продвигают новые системы, доказывая их эффективность. Это люди, которые несут те утрачиваемые сегодня тепло и подход к формированию личности, а не просто «набивают» человека схоластическими знаниями. Именно схоластическими, потому как нынешняя система образования не дает в полной мере ученику и студенту применить свои знания на практике. Человек учится, но, оканчивая школу или вуз и попадая на работу, понимает: «ага, а реальная-то жизнь выглядит, оказывается, вот так».
Но мы не прислушиваемся к прогрессивным педагогам. Вместо этого мы вводим 12-летнее образование в начальной школе, не объясняя, зачем это нужно, и не подготовив ни учебников, ни учителей к двенадцатилетке. И что мы теперь будем делать в школе с девятнадцатилетними девочками, которые забеременели еще в 16, и мальчиками, у которых через урок эрекция? Система не дает ответа на этот вопрос, так же, как и не дает этим детям необходимых знаний и мотиваций для их получения.
Мы должны возвращаться к 10-летней системе образования, отказываясь от слепого насаждения болонских стандартов. Сама Европа, столкнувшись с трудностью их применения, отходит от них. Безумие политики сегодняшних украинских властей, причем во всех сферах, зиждется на абсолютном непрофессионализме. Не желая чему-либо учиться и что-либо знать, они хватают спонтанно и спорадически, навязывают без обсуждений и без экспертиз те или иные модели, которые проваливаются, и от чего страдают миллионы людей. Но это уже вопрос безответственности власти.

Ксения Смирнова: Давайте вернемся к Вашему детству. У Вас была большая семья?

Инна Германовна: Нет, я была в семье единственным ребенком. Но родовые связи были крепкими. У меня семья была сложена из двух разных «половинок» — папа с аристократическими корнями и мама, носившая фамилию Дудыря и олицетворявшая собой всю деловитость и трудолюбие украинского хуторянства. В ее семье постоянно были куры, козы, коровы, кролики, поросята, большой огород — все всё умели делать. Семья матери была большой. У меня масса двоюродных братьев, с которыми летом я проводила минимум месяц, лазая по заборам, разбивая колени и воруя вишни.

А вот папа у меня был по-другому заквашен. Он наполовину немец. Бабушка, Клара Эрхардт, из тех немцев, которые переселились в Поволжье при Екатерине. Они жили в немецкой слободе и были весьма богаты, имея акции Волжского пароходства, конюшни и торгуя зерном. А вторая папина «половинка» — дедушка Сережа, красавец-мужчина и любимец женщин. Он был наполовину русский, наполовину поляк. Вот по его-то линии Никита Богословский — тот самый Никита Богословский, который написал «Подмосковные вечера». Он — мой дальний-дальний родственник.
Брак моих родителей был явным мезальянсом, что, впрочем, не мешало им счастливо жить вместе. Детство мое прошло в харьковском офицерском общежитии, где было 49 комнат, один душ, несколько туалетов и одна кухня на 10 плит. Там мы прожили, пока мне не исполнилось шесть лет. До сих пор не могу представить: как мои родители могли в таких условиях рискнуть завести ребенка!

Ксения Смирнова: В Вашем стратегическом «Плане развития страны» красной нитью проходит идея важности изучения истории своей страны, семьи. Поэтому мне хочется спросить: были ли какие-то определенные традиции, которые Вы перенесли в свою семью? Ну, скажем, чаепития…

Инна Германовна: То, о чем Вы говорите, — это не традиция, а скорее, ритуал. Я не сторонник ритуалов. А традиции — да. Вот по маминой линии — не бояться никакой работы — это тоже традиция! Все, что нужно, делаю собственными руками. Могу делать ремонт, клеить обои, красить стены и даже класть плитку. Единственное, чего не могу, — это чинить электрику. Еще в школе я научилась на уроках автодела водить машину и даже делать ТО-1 и ТО-2. Так что, где находится мотор у машины, я знаю. (Смеется.)

Ксения Смирнова: Кстати, какая у Вас сейчас машина?

Инна Германовна: У меня Mercedes CLS. Самая изящная из всех мерседесов. Это такой вариант совмещения спортивного купе и седана. Она резвая, она сильная — я очень люблю ездить на ней за рулем и исповедую мужской стиль вождения.

Ксения Смирнова: Это как?

Инна Германовна: Это когда у тебя есть возможность и ты не боишься разогнаться до 200 км в час.

Ксения Смирнова: А кто безопаснее водит — мужчина или женщина?

Инна Германовна: Мне кажется, эта проблема надумана. Есть пугливый мужчина за рулем, хуже бабы, и есть девушка, которая может дать фору дальнобойщику. Я убеждена, что гендерное неравенство за рулем — выдумка. Отношение к тебе окружающих — это прежде всего твое отношение к себе. Если кто-то хочет быть «птичкой в золотой клетке» — она и будет водить подаренную машинку двумя пальчиками. А если это тетка, которая с утра до ночи пашет, при этом еще и сильный лидер — она и водит, как живет.
Кстати, у меня есть еще одна традиция, доставшаяся от отца, — я люблю читать. Есть книги, которые помногу лет со мной рядом; есть книги, которые приходят-уходят; а есть такие, которые полностью меняют твое мировоззрение.

Ксения Смирнова: Это какие, например? Назовите парочку.

Инна Германовна: Когда-то давным-давно ею стала булгаковская «Мастер и Маргарита». Булгаков для меня был носителем мировоззрения XX века — его книги я прочитала все. Следом за ним шел Маркес. На каком-то этапе возникали Достоевский и его «Идиот», Елена Блаватская, книги Алисы Бейли, Библия, ну и, конечно, Герман Гессе со своей «Игрой в бисер».

Ксения Смирнова: А из современных новомодных писателей?

Инна Германовна: Конечно, можно читать и современную литературу. Ее нужно читать, но если мы говорим о книгах, которые взрывают сознание, — то это классика.

Ксения Смирнова: А что касается кино?

Инна Германовна: Вот уже вторую неделю я уговариваю друзей пойти в кино — но не получается. Чувствую, что надо было бы посмотреть последний фильм с Брэдом Питтом. Есть несколько любимых кинорежиссеров. Андрей Тарковский — прежде всего. У меня дома вся его фильмотека. Милош Форман — его «Полет над гнездом кукушки» был как раз тем фильмом, который сорвал болты, на которых держались мои штампы. Его «Амадей» — из той же серии. Еще нравятся все экранизации Шварца в исполнении Марка Захарова.
При всей моей любви к кинематографу я остаюсь страстной театралкой. Помнится, как мы с первым мужем часто ездили в плацкарте в Москву, стояли по пять-шесть часов в очередях за билетами к Анатолию Эфросу на Малую Бронную и на Таганку — это два театра, которые меня воспитали.

Ксения Смирнова: А внуку Вы читаете книги?

Инна Германовна: Да, конечно.

Ксения Смирнова: Русские сказки?

Инна Германовна: Нет. Сашке сейчас семь лет. Я ему купила советскую фильмотеку — «Приключения Электроника» и другие фильмы, на которых выросло не одно поколение советских детей. Но он с восторгом смотрит «Люди в черном». Это дети индиго. На день рождения я подарила какой-то дико сложный конструктор. Думала, что сборка ракеты займет у него дня два, а он принес ее готовой уже через часа четыре. Компьютер для него уже не проблема — они совсем другие дети.

Ксения Смирнова: И как с ними строить взаимоотношения, если они уже говорят и думают не так, как мы?

Инна Германовна: Что такое дитя? Это душа, которая выбрала твою семью и в которой стремится прожить свои опыты. Это не мы выбираем детей — это они выбирают нас. Они к нам приходят, и наша задача — показать им всю палитру жизни, научить отличать добро от зла. Мы должны быть их «провайдерами», но ни в коем случае не сублимировать в детях собственные комплексы, как это зачастую бывает у нас. Родители нередко пытаются заставить ребенка достичь того, чего не достигли сами. Дети — это ангелы, из которых часто получаются демоны, по нашей вине.
Не стоит забывать, что и у детей мы многому можем научиться. Дочка и внуки — это мои учителя, я многому у них учусь, каждый день. Они могут преподнести такие уроки… Нужно лишь уметь их понять.

Ксения Смирнова: А как же извечный вопрос: наказывать ребенка или нет?

Инна Германовна: Наказывать. Необязательно применять физическую силу, но наказывать.

Ксения Смирнова: Со своей дочкой Вы были строги?

Инна Германовна: Я свободолюбивая, но мама держала меня в черном теле и воспитывала очень жестко. Естественно, у меня было ощущение недостатка любви. Во мне много самостоятельности, свободолюбия и властности. Возможно, благодаря строгости воспитания я и научилась «конвертировать» эти качества в жизненный успех, а не превратила их в свои недостатки в виде самодурства и деспотизма.
С Настей я поначалу делала ошибки, о которых говорила, — начала сублимировать в ней свои комплексы. Залила любовью, не наказывала, говорила, что свобода превыше всего. Она стала настолько свободной и независимой, что уже теперь, во взрослом возрасте, вынуждена учиться жить с людьми.

Ксения Смирнова: От чего Вы предостерегали свою дочь?

Инна Германовна: Ни от чего. Я не учила ее бояться, я учила ее бороться, объясняя, что самый главный наш враг — внутри нас: это может быть эгоизм, жестокость или лень. Все, что мы получаем в жизни, мы носим в себе. Этому я и старалась ее научить.

Ксения Смирнова: Вам, как лидеру, приходиться быть часто жесткой, уверенной, независимой. А вот когда Вы приходите домой и закрываете двери, Вам удается побыть слабой и женственной?

Инна Германовна: Мне сложно выплакаться — это правда. Именно поэтому со мной всегда рядом сильный мужчина, который может выдержать сильную женщину. Даже не столько выдержать, сколько помочь и дополнить.

Ксения Смирнова: Отвлекаясь от Вашей личности: насколько сильна украинская женщина?

Инна Германовна: У Украины матриархальная энергетика. Женщины у нас сильны не грубой силой, а своим теплом материнства, где мама может и защитить, дав сковородкой по голове, и приголубить. И на самом деле сильный мужчина не боится признать, что зачастую сильный сотрудник и партнер — это женщина.

Ксения Смирнова: А что для Вас понятие «унисекс» — это дань моде?

Инна Германовна: Это очень сложная тема. Одна из ветвей развития цивилизаций — это гомосексуализм и двуполость, с этим ничего не поделаешь. У меня масса друзей в Греции — там в двух третях семей есть любовник мужа и любовница жены. Они с этим живут и не борются.

Ксения Смирнова: Давайте вернемся к вопросу о женщинах в политике. Им очень часто тоже диктуют свои условия и, чаще всего, это дизайнеры и стилисты. Есть ли в Вашем окружении такие люди?

Инна Германовна: Нет, я не пользуюсь их услугами. Может быть, потому, что я 11 лет прожила вместе с великим украинским дизайнером Юрием Рынтовым — он, собственно, слепил во многом мой образ. Я — натурал по своей сути и считаю: если уж и иметь образ, то настоящий.
Давно еще у меня был достаточно забавный одноразовый опыт работы с имиджмейкерами. В 1998 году перед своими первыми выборами меня привезли к стилисту-визажисту из Москвы. Девочка была обладателем громких титулов и званий. Она отвернула меня от зеркала и полтора часа колдовала над моей внешностью. Когда мне снова показали зеркало — себя в нем я не узнала. В кресле сидела потрясающе красивая женщина восточной внешности, но ко мне не имеющая никакого отношения. Расплатившись, я вышла, по дороге зашла в кафе, в туалете которого смыла весь макияж и накрасилась уже сама в машине, еле успев на эфир.

Ксения Смирнова: Когда человек растет в социальном или материальном плане, его прежнее окружение либо перемешивается, либо откалывается полностью. У Вас много осталось друзей из прошлого и как часто Вы с ними встречаетесь?

Инна Германовна: Настоящих друзей мало. Мой круг меняется в зависимости от этапов жизни — примерно раз в десять лет. На каждом этапе приходят новые люди. Когда-то я очень болезненно к этому относилась. Но я счастлива только в одном: что, встречая людей из прошлых этапов, мы продолжаем разговор, как будто мы закончили его на запятой.

Ксения Смирнова: Публичный человек всегда вынужден делиться энергией с другими. Где сами Вы ее черпаете?

Инна Германовна: Главное мастерство человека, который находится на виду, — умение преображаться перед публикой. В своей жизни я могу вспомнить два потрясающих примера. Первый — когда я увидела актера Михаила Ульянова. Он вышел из-за кулис старым-старым, страшным-страшным, но когда он дошел до места своей мизансцены, он уже сиял, накрывая энергией весь зал.
Второй пример — это выступление Билла Клинтона на Михайловской площади. За час до его знаменательной речи я была представлена ему в числе семи молодых и перспективных политиков страны. Отчетливо помню, как из машины вышел человек, ни капли не похожий на того обаятельного красавца-президента с саксофоном: были сморщенные руки, потухший взгляд, анемичная фигура. Он пожал мне руку, и это рукопожатие было таким ватным и безвольным, что я подумала: «Боже, какой же он старый!» Но через минут сорок начиналась его речь. Президент вышел из ворот монастыря немного шаркающей походкой, но чем ближе он подходил к постаменту, с которого должен был произносить свою речь, тем увереннее он выглядел. Он вдыхал эту энергию сообщества и пропускал сквозь себя. Клинтон взошел на этот подиум уже на пике своих сил. Он там стоял и сиял. Он жил уже этими людьми. Он говорил с этой аудиторией не на лингвистическом языке, а на языке энергии. Это был для меня тогда мастер-класс. У нас мало кто так умеет. Кому-то кажется, что за деньги можно купить рейтинги, можно купить, в конце концов, народную любовь. Но он сильно ошибается.

Ксения Смирнова: От большого — к малому. Как Вы, как обычный человек, справляетесь с сезонной хандрой?

Инна Германовна: Любовь с открытым окном. (Смеется.)

Ксения Смирнова: Есть ли у Вас домашние животные?

Инна Германовна: У нас живут две собаки. Одна очень породистая — Джинник, или Джинджер, — это шпиц. Он «весь из себя» и у него папа — чемпион Европы. А вот вторая собака — это Маша. Ее нам подбросили. По всей вероятности, это смесь далматинца с питбулем, поэтому мое появление с ней на людях вызывает восторг и вопросы, что это за порода.
Маша — невероятно ласковая девочка. Все спрашивают: «Она у тебя не говорит?» — Говорит. А Джинник — это чрезвычайно веселое существо, которое стремится облизать тебя всю с головы до ног. Всем своим видом он постоянно тебе напоминает, что жизнь дана для радости.

Ксения Смирнова: И последний вопрос. Что бы Вы хотели прочитать в своей биографии и чего там ни в коем случае появляться не должно?

Инна Германовна: Что бы хотела? — «Она написала первый в Украине стратегический план развития страны и смогла реализовать его большую часть еще при жизни». Чего бы не хотела? Я бы не хотела, чтобы люди, которые ничего не понимают в любви, пытались разобраться в моих мужьях.

DYTYNA INFO