Фамилия моя,
Богословская,

очень мне дорога, как и весь мой род.

По семейной легенде, мой пра-пра-прадед был найден в 3-х летнем возрасте в лесах Северного Кавказа священниками православного монастыря. Взят в монастырь, и в связи с тем, что крещен он был в праздник Святого Иоанна Богослова, фамилией был наречен «Богословский». Потом он стал священником, богословом, женился, имел двоих детей. А после смерти своей жены передал детей на попечение сестры жены и постригсяв монахи... Может, отсюда и мое пристальное внимание к религии и духовным практикам...

Папа, Богословский Герман Сергеевич (Гера), – кадровый военный, преподаватель, дворянских кровей, человек четких и твердых принципов. Широко образованный, по-настоящему культурный, высокоорганизованный и порядочный человек. Родился он в Баку, и в 16 лет, окончив школу (когда он пошел в школу, он был настолько хорошо подготовлен, что его сразу перевели во второй класс), приехал в Харьков и поступил в ВИРТА – выдающуюся военную академию. Окончил ее «на отлично». Женился стремительно, за 4 месяца, влюбившись в красивую и невероятно энергичную девушку Люсю — мою маму. Увидел из окна своей Академии, как напротив, у противоположного окна «Госпрома» красавица что-то чертит – и «выследил» ее. Красавица, конечно, имела в это время роман, но настойчивый и галантный молодой офицер с блестящим будущим победил… Защитил диссертацию, воевал во Вьетнаме, преподавал в ВИРТА, после увольнения из армии стал деканом по работе с иностранными студентами в Харьковском политехническом институте… Папа – мой друг. Научил меня плавать, танцевать вальс и бостон, играть в преферанс, стрелять, пить сухое вино, путешествовать, разбираться в литературе, искусстве и оружии, есть всегда вилкой с ножом, интересоваться спортом и политикой… Но главное – иметь стержень и принципы.

Моя мама, Людмила Алексеевна Гудыря (Люся Богословская) – юрист, доцент, прекрасный преподаватель и Женщина с большой буквы. Классическая «украинка» со Слобожанщины. Родилась в большом селе Золочев под Харьковом, в семье крепких «середняков», где с детства приучилась к любой работе, умению держать дом в порядке, делать ремонты своими руками, вкусно готовить, шить, вязать, вышивать… И еще она была (и есть) красавица – и знала это с юности. А потому, как только окончила школу, сказала семье: я буду жить и работать в городе – и ушла в Харьков. Семья всполошилась, «устроила» дочку в торговый институт. Но через семестр Люся этот институт бросила и устроилась работать чертежницей в Госпром. Чертила она всегда очень-очень красиво. Потом она перешла работать лаборантом в Харьковский юридический институт, поступила в него, защитила кандидатскую диссертацию, стала доцентом и прекрасным преподавателем, которого обожают студенты. Всю жизнь мама что-то делает, она совсем не может сидеть и ждать. Мама – мой вечный учитель и «мучитель». Она научила меня шить, вязать, делать ремонты, готовить, держать дом в порядке, быть гостеприимной и хлебосольной, всегда хорошо выглядеть, одеваться со вкусом… А еще всю жизнь мама пытается научить меня, как жить – но я живу по-другому)). Меня пороли и ставили в угол – а я пела песни в углу и улыбалась, когда хотелось плакать… Но главное, чему научила меня мама — не бояться никакой работы и никогда не показывать слабость.

Первые шесть лет моего детства прошли в военном общежитии в Харькове, на ул.Ленина,22, где был огромный коридор, в одном конце которого была общая кухня, а в другом – туалет и душевые. Детский сад, поездки к бабушке «в Липки» (поселок Липовая Роща, который сейчас уже вошел в городскую черту Харькова), вечная нехватка денег, папа в военной форме, потому что не было хорошего костюма, папина и мамина «работа», куда меня «подпольно» забирали после садика или школы, когда некуда было отдать ребенка… И у папы, и у мамы на работе я научилась быстро прятаться под рабочий стол, когда шло начальство – детей на работе держать было нельзя…

Никогда и ничего нашей семье не «дало» государство, кроме однокомнатной квартиры после 6-ти лет жизни в общежитии… Никогда и ничего никто из нас не украл и не присвоил – всего мы добивались сами, своим трудом и своими мозгами. Это, наверное, главное, что дал мне мой Род. И мне это очень нравится ))).

Зачали меня на Балхаше. Родители поженились, и после окончания Военной Академии папу послали на Балхаш. Это озеро, такой «конец географии», военная база в пустыне… Мама поехала к нему. Жили они в большой казарме, где им отгородили «территорию». И мама удочкой давила клопов на потолке… Это был ее жизненный подвиг. В этом подвиге меня и зачали, за что родителям большое спасибо))

Фамилия моя, Богословская, очень для меня дорога, как и весь мой род. По семейной легенде, мой пра-пра-прадед был найден в 3-х летнем возрасте в лесах Северного Кавказа священниками православного монастыря. Взят в монастырь, и в связи с тем, что крещен он был в праздник Святого Иоанна Богослова, фамилией был наречен «Богословский». Потом он стал священником, богословом, женился, имел двоих детей. А после смерти своей жены передал детей на попечение сестры жены и постригся в монахи… Может, отсюда и мое пристальное внимание к религии и духовным практикам…

Мой дед по папиной линии – Богословский Сергей Леонидович – потрясающей красоты (и телесной, и духовной) человек. Он был высоким блондином с пронзительно яркими голубыми глазами, худой, подтянутый и невероятно обаятельный. Воевал во Вторую мировую… Был одним из лучших картографов своего времени. Наполовину русский, наполовину поляк. Его мама, прабабушка Елизавета, была польской дворянкой, ее семья имела много собственности в Польше и Европе, до сих пор в Варшаве стоит один из домов нашей семьи, не уничтоженный ни войнами, ни временем. Когда-то меня потрясла одна фотография, на которой прабабушка Елизавета стоит во всей своей потрясающей красоте… А по русской линии нашим дальним родственником является композитор Никита Богословский (автор прекрасной музыки, в том числе песни «Темная ночь», и жестких каламбуров и афоризмов). Кстати, видно, это семейное – дедушка Сережа тоже постоянно каламбурил. На ходу, спонтанно, блистательно… Я его обожала… Похоже, все женщины – тоже)).

Моя бабушка по папиной линии – Клара Эрхард, чистокровная немка. Очень красивая, с нежным румянцем, даже в старости, с потрясающей кожей, на которой до конца почти не было морщин, с густыми, седыми с молодости волосами… И с горящими карими глазами. Бабушкины прадеды приехали в Россию во времена Екатерины Второй, когда та призвала немцев приезжать осваивать Россию. Это были небогатые немецкие дворяне. Поселились они на Волге, стали «вкалывать» – и уже к концу 19-го века наша семья имела большой пакет акций волжского пароходства, конюшни, пахотные земли и зерновой бизнес, целое родовое поселение… А потом наступило время трагедий для семьи. Все наши родственники-немцы были репрессированы трижды – во время Первой мировой войны, Большевистского переворота и во Вторую мировую. Мой прадед, Генрих Эрхард, был один из 9-ти детей, которые жили в России во времена Первой мировой. Потом все братья разъехались по свету, и мы о них ничего не знаем. А дедушка Генрих принял православие, стал Андреем Ивановичем и переселился в Сумгаит, промышленный город недалеко от Баку. Работал в нефтедобыче, содержал семью… Последний раз он женился в возрасте около 70 лет на женщине, моложе его на 40 лет, и в 72 года Бог послал ему еще и сына… Я застала его живым и здоровым – ездила к нему в гости, пила чай с моим любимым инжирным вареньем в его доме под Сумгаитом, увидела впервые в жизни, как растут мочалки…

Папина родительская 2-х комнатная квартира в старом доме в центральном районе Баку, с деревянной верандой, с небольшим квадратным внутренним двориком, в котором собирались соседи и по праздникам готовили азербайджанский плов, с походами в баню, потому что не было даже душа, и мылись из тазика, — очень мне запомнилась. Но самое главное в папином доме – это книги. Книжные полки с пола до потолка, везде, в два ряда в глубину, с большой картотекой, которая состояла из многих ящиков с перфокартами, на которых были указаны точное название книги, автор, литературный жанр и место на полке. Это была одна из самых больших частных библиотек в Азербайджане. Когда, после распада СССР, в Баку начались гонения на «неазербайджанцев» и погромы, дедушка умер, а бабушка с моей тетей решили уехать к нам в Харьков, эту библиотеку пришлось частично продать, а частично передать государственной библиотеке Азербайджана. Маленькая часть сохранилась до сегодня. И остатки фамильных драгоценностей семьи бабушки и дедушки – несколько старинных перстней невероятной красоты, с изумрудами и алмазами, несколько пар сережек… И еще белый фарфоровый сервиз, который на просвет был практически прозрачным, и фамильные серебряные столовые приборы… И старинные рецепты семейного пирога «Мазурка», торта «Кутузово чудо», которые я пеку до сих пор… И еще на всю жизнь я запомнила всегда идеально белые накрахмаленные скатерти и салфетки, и кухонные баночки с надписями «соль», гречка и прочее… и в них именно то содержимое, о котором говорила надпись – и никак иначе. И точно по времени завтрак, ланч (второй завтрак) и ужин – и всегда со скатертью, ножом и вилкой, и супом в супнице! И это в самые «совковые» времена! Бабушка была немкой. Из-за этого настрадалась. И боялась до конца жизни говорить по-немецки, рассказывать о репрессиях и осуждать власть в любом виде… Она никогда не кричала, никогда не выясняла отношений с мужем в присутствии детей или внуков… Она так и не смогла жить без своего Сережи, которого любила больше всего в жизни. Так мне кажется…

По маминой линии все – украинцы, родом из Харьковской губернии). Все мое детство связано с большим, по советским меркам, домом, в 4-х остановках электрички от Харькова, с садом и огородом, флигелем с квартирантами, сараями и гаражом, собакой на цепи, курицами и петухом, который нападал на всех мимо проходящих, с кроликами, свиньей и коровой, от которых позднее отказались… С уборкой сада и огорода к весне, вскапыванием чернейшего чернозема, побелкой деревьев, первыми проросточками весенних цветов возле дома… С санками и снежками зимой, багряными щеками, «цыпками» на руках, холодной попой, которую бабушка отогревала грелкой, с туалетом во дворе и темным-претемным звездным небом, от которого было страшно ночью добегать до туалета и приходилось преступно присаживаться около дома в свете лампочки на веранде… С бабушкиными пирогами, с Пасхальным столом с пасхой, салом, яйцами и зеленым луком (выращивался на подоконнике)…С самым вкусным в мире бабушкиным борщом, с тушенным мясом с «пюрешкой» и соленым огурцом, политым душистым домашним подсолнечным маслом, с морковкой, огурчиками и помидорами прямо с огорода, с походами с двоюродными братьями на речку, с бегом босиком, с построением шалашей из веток и страшными рассказами, с бросанием с братьями подушками, с запахом бензина, который дед хранил в бочках и который я обожала… С читанием книжек под одеялом с фонариком, потому что дед вечно гонял меня, когда я сутками читала – был уверен, что так портится зрение…
С тетками и дядьками, вечно ссорящимися и мирящимися, со «стопочкой» к обеду, которая с годами для некоторых стала литрами и большой бедой…С игрой в «дурака» и лото, с песнями за большим столом, с иконами и вышитыми бабушкой картинами, с разрисованными березками стенами (альфрейная работа, так любимая бабушкой), со старинными «куркульскими», то есть из зажиточного дома, зеркалами, буфетом, столом и диваном, с новогодними блестками или вербовыми веточками – в зависимости от времени года… С пуховыми перинами, в которых я не могла спать от жары и духоты и сбегала на диван, с запахом свежей краски – в доме все время что-то подмазывалось и подкрашивалось – чтобы было идеально… И с огромной любовью ко мне.

Дедушка по маме, Алексей Гудыря, имел со мной один день рождения – 5 августа. Так что очень часто мы отмечали его вместе. Вообще-то я не любила свой день рождения, потому что это был пик летних каникул, никого из друзей в городе не было – я грустила… Со временем это прошло)) Дед всю жизнь работал – с молодости до пенсии – машинистом поезда на железной дороге. Имел кучу грамот, его уважали, он содержал всю большую семью (трое детей, и бабушка, которая никогда не работала). Всегда что-то привозил из других городов, читал кучу газет, всегда смотрел программу «Время», много говорил о политике… Но было у него и еще одно дело, которое он обожал, и которое приносило в семью дополнительные деньги – дед был прекрасным часовым мастером. В обеих комнатах и коридоре «бабушкиной и дедушкиной половины» дома стояли большие напольные часы с боем… И была малюсенькая «кладовка» — два на два метра, без окон, со стеллажом и рабочим столом и старым диванчиком, на котором дед иногда «храпел». Дед был очень большим, высоким и крупным мужчиной, с большими руками, но этими руками он чинил даже самые малюсенькие часы. Постоянно кто-то приносил деду чинить часы. Вся кладовка была заставлена и завешана часами и часиками, деталями и деталюшками, пахла машинным маслом (я очень любила, когда дед разрешал мне капнуть одну капельку масла из малюсенькой «клизмочки» в какой-нибудь механизм, который он чинил). Еще у него были всякие оптические линзы и приспособления, чтобы хорошо видеть. Я иногда ими игралась – за что дед меня сильно ругал, но никогда пальцем не трогал. Я была очень любознательная и смышленая, знала все его отвертки и где что лежит – и дед меня за это очень любил. Дед был мастером. Он чинил все механические приборы и мои любимые швейные машинки «Зингер», Еще мы с ним ели борщ «наперегонки» — кто быстрее))… Еще дед был большим любителем машин. Первая машина, которую я помню – «Победа», потом была еще «Победа», а потом самые разные «Волги». Дед всегда покупал машину с рук, иногда — после аварии. Ремонтировал ее, делал идеальной, ездил в удовольствие, потом продавал ее и покупал новую… снова ремонтировал, снова ездил, снова менял… Сколько я себя помню – дед или в часовой мастерской, или в гараже, или во дворе за ремонтом. Смотровая яма для машины была огромная – она была и под гаражом, и продолжалась во двор – чтобы работать на улице, когда тепло. Оттуда, наверное, моя любовь к машинам и умение все делать самой. Дед научил меня водить автомобиль где-то в 7 лет. А потом уже в школе с 8 класса у нас было автодело. Я за рулем с 14-ти лет, умею делать и ТО-1, и ТО-2, хотя, боюсь, с современными компьютеризированными машинами уже не справлюсь). Дедушка был настолько большим, хозяйственным и громким, что все были уверенны, что именно на нем держится весь дом. Но когда умерла бабушка, стало понятно, кто был основой этой большой семьи. После ее смерти дед постоянно болел, много плакал, в семье пошли ссоры и разборки, все три семьи в доме отделились друг от друга, большой участок тоже поделили…Большой Дед Алексей не смог жить без маленькой бабушки Наты…

Бабушка Ната, по маминой стороне, или Анастасия Николаевна. Всегда в идеально белом платочке, тапочках и переднике. Всегда теплая, приветливая, радушная, хлебосольная, добрая. Всегда в доме идеальный порядок, куча вкусной еды наготовлена, огород идеальный, деревья в цвету или в плодах, в погребе бочки с солениями, возле дома цветы, под огромной старой липой на столе сушится «сушка» или стоят готовые банки с вареньями-соленьями… Или бабушка с баночкой с краской «подкрашивает» окна или двери… Или сидит за своим любимым «Зингером» и шьет кому-то из родни одежду… Или тихонько шепчется за закрытой в кухню дверью с какой-то женщиной, которая пришла к Насте «за советом». Везде цветы – и на улице, и в доме… В любое время года бабушка всегда была занята. А в тихие вечера звала всех за большой стол с вязаной скатертью играть в лото или карты. Еще обязательно смотрели по телевизору все новости, фигурное катание, хоккей и бокс. Бокс был любимым зрелищем бабушки Наты. Она всех противников советских бойцов называла «фашисты» и прикрикивала: «Бей их, фашистов!»)) Бабушка была верующей. В расцвет советского атеизма, она твердо вешала и ставила иконы в доме, ходила в церковь. И крестила меня в годик. Тогда, в 1961 году, крестить ребенка в семье военного было и опасно, и почти преступно. Бабушка тихонько увезла меня в дальнее село и покрестила. . Рассказала об этом только когда мне исполнилось 14 лет… и показала метрику). Она научила меня готовить ее самый вкусный на свете борщ, вскапывать землю, сажать цветы и огород с молитвой и разговаривать с ними… Она научила меня добру и домашнему теплу. Она меня любила)) Она была неграмотная, расписывалась крестиком и плохо читала. Но все к ней тянулись за советом. В доме постоянно, кроме родни, были люди, которые приходили к ней «поговорить». Спустя много лет я думаю, что у бабушки был какой-то особенный дар. Обрывки воспоминаний, картинки и слова из детства, иконы и молитвы, походы бабушки, по просьбе знакомых, на крещения, свадьбы и похороны, дают основания так думать. Тем более, что бабушка Ната как-то показала фотографию начала века какой-то ее прямой родственницы, женщины в клобуке и с очень яркими огромными глазами и сказала, что эта женщина лечила людей и останавливала сорвавшуюся в гон лошадь одним движением руки… Бабушка родила за свою жизнь 11 детей, выжили только трое… Во времена Второй мировой войны Харьков брали-отдавали 3 раза. Бабушка все это время жила одна с тремя детьми… Она говорила, что война всех людей делает зверьми. И что вешали и насиловали и немцы, и «наши»…Моя мама – младшая. Когда в нашем семейном доме стояли немцы, мама вместе с детьми ели из собачьей миски… Когда мама меня ругала или шлепала, бабушка всегда меня защищала и полушутя-полусерьезно говорила: «Люська-фашистка, не трожь ребенка. Вона в тебе идеальна». Это значит я))). Бабушка ушла от нас в день Пасхи. Как всегда, в 4 утра, она стала выпекать пирожки. Через час, достав противень из духовки, она потеряла сознание и упала. Умерла бабушка Ната через день, так и не приходя в себя. А с ней умерло и благополучие в мамином родительском доме. На таком добре и теплой доброй силе держится Жизнь Семьи.

Продолжение моего Рода – это самые любимые доченька Настя, внук Саша и внучка Полина. Надеюсь, им, со временем, будет что вспомнить обо мне и нашем Роде. И уверена, что их наследникам тоже будет что написать о родителях…

Герман Сергеевич
Богословский

Отец

Кадровый военный, преподаватель, дворянских кровей, человек четких и твердых принципов. Широко образованный, по-настоящему культурный, высокоорганизованный и порядочный человек.

Родился он в Баку, и в 16 лет, окончив школу (когда он пошел в школу, он был настолько хорошо подготовлен, что его сразу перевели во второй класс), приехал в Харьков и поступил в ВИРТА – выдающуюся военную академию.

Окончил ее «на отлично». Женился стремительно, за 4 месяца, влюбившись в красивую и невероятно энергичную девушку Люсю — мою маму. Увидел из окна своей Академии, как напротив, у противоположного окна «Госпрома» красавица что-то чертит – и «выследил» ее. Красавица, конечно, имела в это время роман, но настойчивый и галантный молодой офицер с блестящим будущим победил… Защитил диссертацию, воевал во Вьетнаме, преподавал в ВИРТА, после увольнения из армии стал деканом по работе с иностранными студентами в Харьковском политехническом институте…

Папа – мой друг. Научил меня плавать, танцевать вальс и бостон, играть в преферанс, стрелять, пить сухое вино, путешествовать, разбираться в литературе, искусстве и оружии, есть всегда вилкой с ножом, интересоваться спортом и политикой… Но главное – иметь стержень и принципы.

Сергей Леонидович
Богословский

Дед

Потрясающей красоты (и телесной, и духовной) человек. Он был высоким блондином с пронзительно яркими голубыми глазами, худой, подтянутый и невероятно обаятельный. Воевал во Вторую мировую… Был одним из лучших картографов своего времени. Наполовину русский, наполовину поляк. Его мама, прабабушка Елизавета, была польской дворянкой, ее семья имела много собственности в Польше и Европе, до сих пор в Варшаве стоит один из домов нашей семьи, не уничтоженный ни войнами, ни временем.

Когда-то меня потрясла одна фотография, на которой прабабушка Елизавета стоит во всей своей потрясающей красоте…

А по русской линии нашим дальним родственником является композитор Никита Богословский (автор прекрасной музыки, в том числе песни «Темная ночь», и жестких каламбуров и афоризмов). Кстати, видно, это семейное – дедушка Сережа тоже постоянно каламбурил. На ходу, спонтанно, блистательно… Я его обожала… Похоже, все женщины – тоже)).

Клара
Эрхард

Бабушка

Чистокровная немка. Очень красивая, с нежным румянцем, даже в старости, с потрясающей кожей, на которой до конца почти не было морщин, с густыми, седыми с молодости волосами… И с горящими карими глазами. Бабушкины прадеды приехали в Россию во времена Екатерины Второй, когда та призвала немцев приезжать осваивать Россию. Это были небогатые немецкие дворяне. Поселились они на Волге, стали «вкалывать» – и уже к концу 19-го века наша семья имела большой пакет акций волжского пароходства, конюшни, пахотные земли и зерновой бизнес, целое родовое поселение… А потом наступило время трагедий для семьи. Все наши родственники-немцы были репрессированы трижды – во время Первой мировой войны, Большевистского переворота и во Вторую мировую. Мой прадед, Генрих Эрхард, был один из 9-ти детей, которые жили в России во времена Первой мировой. Потом все братья разъехались по свету, и мы о них ничего не знаем. А дедушка Генрих принял православие, стал Андреем Ивановичем и переселился в Сумгаит, промышленный город недалеко от Баку. Работал в нефтедобыче, содержал семью…

Людмила Алексеевна
Гудыря

Мама

(Люся Богословская) – юрист, доцент, прекрасный преподаватель и Женщина с большой буквы. Классическая «украинка» со Слобожанщины. Родилась в большом селе Золочев под Харьковом, в семье крепких «середняков», где с детства приучилась к любой работе, умению держать дом в порядке, делать ремонты своими руками, вкусно готовить, шить, вязать, вышивать…

И еще она была (и есть) красавица – и знала это с юности. А потому, как только окончила школу, сказала семье: я буду жить и работать в городе – и ушла в Харьков. Семья всполошилась, «устроила» дочку в торговый институт. Но через семестр Люся этот институт бросила и устроилась работать чертежницей в Госпром. Чертила она всегда очень-очень красиво. Потом она перешла работать лаборантом в Харьковский юридический институт, поступила в него, защитила кандидатскую диссертацию, стала доцентом и прекрасным преподавателем, которого обожают студенты. Всю жизнь мама что-то делает, она совсем не может сидеть и ждать. Мама – мой вечный учитель и «мучитель». Она научила меня шить, вязать, делать ремонты, готовить, держать дом в порядке, быть гостеприимной и хлебосольной, всегда хорошо выглядеть, одеваться со вкусом…

А еще всю жизнь мама пытается научить меня, как жить – но я живу по-другому)). Меня пороли и ставили в угол – а я пела песни в углу и улыбалась, когда хотелось плакать… Но главное, чему научила меня мама — не бояться никакой работы и никогда не показывать слабость.

Алексей
Гудыря

Дед

имел со мной один день рождения – 5 августа. Так что очень часто мы отмечали его вместе. Вообще-то я не любила свой день рождения, потому что это был пик летних каникул, никого из друзей в городе не было – я грустила… Со временем это прошло)) Дед всю жизнь работал – с молодости до пенсии – машинистом поезда на железной дороге. Имел кучу грамот, его уважали, он содержал всю большую семью (трое детей, и бабушка, которая никогда не работала). Всегда что-то привозил из других городов, читал кучу газет, всегда смотрел программу «Время», много говорил о политике… Но было у него и еще одно дело, которое он обожал, и которое приносило в семью дополнительные деньги – дед был прекрасным часовым мастером. В обеих комнатах и коридоре «бабушкиной и дедушкиной половины» дома стояли большие напольные часы с боем… И была малюсенькая «кладовка» — два на два метра, без окон, со стеллажом и рабочим столом и старым диванчиком, на котором дед иногда «храпел». Дед был очень большим, высоким и крупным мужчиной, с большими руками, но этими руками он чинил даже самые малюсенькие часы. Постоянно кто-то приносил деду чинить часы. Вся кладовка была заставлена и завешана часами и часиками, деталями и деталюшками, пахла машинным маслом (я очень любила, когда дед разрешал мне капнуть одну капельку масла из малюсенькой «клизмочки» в какой-нибудь механизм, который он чинил). Еще у него были всякие оптические линзы и приспособления, чтобы хорошо видеть. Я иногда ими игралась – за что дед меня сильно ругал, но никогда пальцем не трогал. Я была очень любознательная и смышленая, знала все его отвертки и где что лежит – и дед меня за это очень любил. Дед был мастером. Он чинил все механические приборы и мои любимые швейные машинки «Зингер», Еще мы с ним ели борщ «наперегонки» — кто быстрее))… Еще дед был большим любителем машин. Первая машина, которую я помню – «Победа», потом была еще «Победа», а потом самые разные «Волги». Дед всегда покупал машину с рук, иногда — после аварии. Ремонтировал ее, делал идеальной, ездил в удовольствие, потом продавал ее и покупал новую… снова ремонтировал, снова ездил, снова менял… Сколько я себя помню – дед или в часовой мастерской, или в гараже, или во дворе за ремонтом. Смотровая яма для машины была огромная – она была и под гаражом, и продолжалась во двор – чтобы работать на улице, когда тепло. Оттуда, наверное, моя любовь к машинам и умение все делать самой. Дед научил меня водить автомобиль где-то в 7 лет. А потом уже в школе с 8 класса у нас было автодело. Я за рулем с 14-ти лет, умею делать и ТО-1, и ТО-2, хотя, боюсь, с современными компьютеризированными машинами уже не справлюсь). Дедушка был настолько большим, хозяйственным и громким, что все были уверенны, что именно на нем держится весь дом. Но когда умерла бабушка, стало понятно, кто был основой этой большой семьи. После ее смерти дед постоянно болел, много плакал, в семье пошли ссоры и разборки, все три семьи в доме отделились друг от друга, большой участок тоже поделили…Большой Дед Алексей не смог жить без маленькой бабушки Наты…

Бабушка Ната
Анастасия Николаевна

Бабушка

Всегда в идеально белом платочке, тапочках и переднике. Всегда теплая, приветливая, радушная, хлебосольная, добрая. Всегда в доме идеальный порядок, куча вкусной еды наготовлена, огород идеальный, деревья в цвету или в плодах, в погребе бочки с солениями, возле дома цветы, под огромной старой липой на столе сушится «сушка» или стоят готовые банки с вареньями-соленьями… Или бабушка с баночкой с краской «подкрашивает» окна или двери… Или сидит за своим любимым «Зингером» и шьет кому-то из родни одежду… Или тихонько шепчется за закрытой в кухню дверью с какой-то женщиной, которая пришла к Насте «за советом». Везде цветы – и на улице, и в доме… В любое время года бабушка всегда была занята. А в тихие вечера звала всех за большой стол с вязаной скатертью играть в лото или карты. Еще обязательно смотрели по телевизору все новости, фигурное катание, хоккей и бокс. Бокс был любимым зрелищем бабушки Наты. Она всех противников советских бойцов называла «фашисты» и прикрикивала: «Бей их, фашистов!»)) Бабушка была верующей. В расцвет советского атеизма, она твердо вешала и ставила иконы в доме, ходила в церковь. И крестила меня в годик. Тогда, в 1961 году, крестить ребенка в семье военного было и опасно, и почти преступно. Бабушка тихонько увезла меня в дальнее село и покрестила. . Рассказала об этом только когда мне исполнилось 14 лет… и показала метрику). Она научила меня готовить ее самый вкусный на свете борщ, вскапывать землю, сажать цветы и огород с молитвой и разговаривать с ними… Она научила меня добру и домашнему теплу. Она меня любила)) Она была неграмотная, расписывалась крестиком и плохо читала. Но все к ней тянулись за советом. В доме постоянно, кроме родни, были люди, которые приходили к ней «поговорить». Спустя много лет я думаю, что у бабушки был какой-то особенный дар. Обрывки воспоминаний, картинки и слова из детства, иконы и молитвы, походы бабушки, по просьбе знакомых, на крещения, свадьбы и похороны, дают основания так думать. Тем более, что бабушка Ната как-то показала фотографию начала века какой-то ее прямой родственницы, женщины в клобуке и с очень яркими огромными глазами и сказала, что эта женщина лечила людей и останавливала сорвавшуюся в гон лошадь одним движением руки… Бабушка родила за свою жизнь 11 детей, выжили только трое… Во времена Второй мировой войны Харьков брали-отдавали 3 раза. Бабушка все это время жила одна с тремя детьми… Она говорила, что война всех людей делает зверьми. И что вешали и насиловали и немцы, и «наши»…Моя мама – младшая. Когда в нашем семейном доме стояли немцы, мама вместе с детьми ели из собачьей миски… Когда мама меня ругала или шлепала, бабушка всегда меня защищала и полушутя-полусерьезно говорила: «Люська-фашистка, не трожь ребенка. Вона в тебе идеальна». Это значит я))). Бабушка ушла от нас в день Пасхи. Как всегда, в 4 утра, она стала выпекать пирожки. Через час, достав противень из духовки, она потеряла сознание и упала. Умерла бабушка Ната через день, так и не приходя в себя. А с ней умерло и благополучие в мамином родительском доме. На таком добре и теплой доброй силе держится Жизнь Семьи.