Инна Богословская: У меня есть один недостаток для политического деятеля – я не умею интриговать

06.11.2010

– Недавно вы снова вернулись в Партию регионов. Как этот шаг восприняли ваши однопартийцы?

– У меня есть одно преимущество. Я всегда говорю то, что думаю, и не собираюсь менять свое поведение. Конечно, всегда есть те, кто принимает такую манеру поведения, и те, кто не принимает.

Когда я пришла в 2006 году в Партию регионов, с самого начала были те, кому очень нравилась моя манера всегда говорить правду-матку, и были те, кто вообще не понимал, откуда я такая появилась – решительная и прямая.

Вообще, вопрос моего возвращения в Партию регионов обсуждать без вопроса выхода бессмысленно. Мой выход в 2009 году из партии был воспринят как признание моего права делать то, что я тогда посчитала нужным. Тогда ни один человек не позволил себе сказать какую-то гадость в мой адрес.

Более того, когда шли переговоры с БЮТ о создании широкой коалиции, а фактически – о переписывании Конституции, я тогда была членом президиума Партии регионов и имела возможность высказывать свою позицию.

Я была категорически против. И когда из достоверных источников я узнала, что на следующей неделе, во вторник, должна была быть объявлена коалиция, я поняла, что ждать уже нельзя, и что этот конфликт нужно немедленно выводить в публичное пространство.

Тогда, после моего выхода из Партии регионов, мне позвонило несколько десятков человек и сказали: “Инна, ты молодец – смелая, сумасшедшая, ты правильно сделала”.

Даже те, кто вел переговоры, не могли на меня иметь компромата или обиды, потому что это была моя публичная позиция. Именно поэтому никаких подводных камней, внутренних интриг у меня не было ни с одним членом Партии регионов.

Сейчас, когда мы создавали коалицию, вообще не было речи о возвращении в партию. Это можно сравнить с ситуацией, когда у тебя залило квартиру. Ты же не думаешь, что тебе делать? Ты просто хватаешь тряпки, ведра, и бегом это все убираешь. И никто не обсуждает, красиво ли ты в это время выглядишь.

Потом, когда уже пошла речь о создании большинства после изменения Конституции, у нас был разговор с Сашей Ефремовым и с несколькими старейшинами. Они говорят: “Инна, давай во фракцию возвращайся. Ты нужна”.

У меня не было никаких внутренних противоречий. Потому что сегодня совершенно очевидно, что есть одна политическая сила, которая бросила вызов и себе, прежде всего, и обществу. Или пан, или пропал. Или Партия регионов справится с тем объемом вызовов, которые есть, и тогда она всерьез и надолго станет ведущей политической силой, либо она не справится, и на выборах парламентских в 2012 году потеряет парламент.

Но учитывая, что сегодня особо рассуждать не приходится, нужно усиливать тех, кто берет на себя ответственность. Это мое глубокое убеждение.

– Вам ничего не предлагали за возвращение в Партию регионов?

– Нет, вы что! А зачем? Во-первых, разговор со мной велся мягко – то один член президиума заговаривал, то второй, то третий. А потом был решительный разговор. Я пришла к Рыбаку с другим вопросом. Он мне говорит: “Ну, ты надумала? Возвращайся уже, сколько можно”.

Я говорю: “Да, в принципе, я созрела, много задач сейчас, но мне совсем не хочется заниматься выяснением отношений с кем-то”.

У меня есть один недостаток для политического деятеля – я не умею интриговать. Это моя проблема. С одной стороны, моя прямота и подготовленность к вопросу – это колоссальные плюсы, с другой стороны, я сама себе иногда напоминаю бетонный столб. Нужно, конечно, но я не умею интриговать.

Когда-то мне показалось, что нужно этому научиться, но, наверное, уже не получится. Поэтому я и сказала Владимиру Васильевичу, что я принципиально готова. Я говорила практически со всеми членами президиума. Сказала, что хочу, чтобы все было открыто, спокойно и честно.

После этого, насколько я знаю, был разговор с президентом. И я написала заявление.

– Когда вы выходили из Партии регионов, с вашей стороны звучали достаточно резкие заявления…

– Но это же правда! Так и есть!

– В частности, вы обвиняли руководство партии в конъюнктурности и византийщине. Сейчас в Партии регионов этого уже нет?

– Византийщина была не в самой Партии регионов. Я говорила о византийщине в переговорах. Переговорный процесс с БЮТ был абсолютно закрыт для партии. Там был очень узкий круг переговорщиков, которые не делились информацией.

Было понятно, что гребем не в ту сторону и что этого делать категорически нельзя. Все переговоры с Тимошенко тогда велись переговорной группой в режиме полной секретности.

Со стороны Тимошенко эту тему курировал Медведчук. Я всегда говорила, что при том, что он очень сильный талантливый организатор, неплохой юрист, но столько горя, сколько он причинил в целом институциональной системе Украины, мало кто причинял. Везде, где он появляется, это всегда трагедия.

– А кто вел переговоры со стороны Партии регионов?

– Группу возглавлял Клюев. Потом в конце к ним присоединился Колесников, была чуть более расширенная группа. С нашей стороны эти переговоры вели Клюев и Лавринович. А правая рука Медведчука Портнов – со стороны БЮТ.

– Решение выйти из переговоров принял сам Янукович?

– Это было персональное решение Януковича. И я счастлива, что он это сделал. В этом он проявил себя как самый крупный тяжеловес, как государственный человек.

– Как вы думаете, что его тогда остановило? То, что он может стать полновластно избранным президентом, а не церемониальной фигурой?

– Нет. Мне кажется, что Януковича очень сильно упрощают в картинке. Это невероятно сложная личность. И если бы он не был таким сложным, он бы никогда не сделал такого рывка в жизни – с самого дна, даже страшно себе представить, с какого уровня…

Мне кажется, я достаточно хорошо узнала Януковича за эти годы. Он очень мучительно всегда чувствует ответственность. Еще и прошлое, в котором эти драки, то, что ему приписывают, эта уголовщина…

Мне так смешно всегда, когда Януковичу вспоминают 18-летний мордобой. А Тимошенко не вспоминают миллиардные хищения уже в современной Украине, которые поставили страну на колени! Когда Тимошенко и Лазаренко были богатейшими людьми мира, а в Украине зарплату платили хлебом, колготами, сервизами – тем, что производило каждое конкретное предприятие! Пиар – великая сила.

Из настоящих воров и мошенников делают чуть ли не мессий, а из тех, кто пережил страшное детство, поднялся и вопреки рождению, преодолел все, делают недостойных людей.

Когда я увидела, что Виктор Федорович, несмотря на то, что его обложили со всех сторон, упаковали, рассказали ему сладкие сказки, все-таки проявил государственную позицию, я была счастлива.

– Вы сказали, что ваши однопартийцы “погребли не туда”. В связи с этим часто упоминают борьбу за власть разных групп внутри Партии регионов…

– Конечно, эти группы есть.

– Что это за группы? Группа Фирташа, Клюева, Ахметова, донецкие, луганские?

– Эти группы еще делятся условно на три крыла. Есть центристы, более лояльные и всегда ищущие компромисс, есть более радикальная группа, есть радикально-либеральная, и есть более консервативная. Вы, кстати, забыли группу Азарова. Она тоже есть.

– Кто в нее входит?

– Я не хочу вести разговор в контексте других личностей, назову вам только одну фамилию. Это один из заместителей руководителя фракции Пеклушенко.

– Если разложить по персоналиям эти группы – кто идеолог радикального либерализма?

– Это, конечно, Колесников.

– А консерватизма?

– Азаров. И центристы, кстати – это, конечно, все, ориентированные на Януковича. Группа Януковича – это фактически центристы. Сейчас практически также себя ведет группа Левочкина. Это младореформаторы, я бы так их назвала. Это люди, нацеленные на реформы, но при этом не радикальные, а лояльные, они всегда ищут золотую середину.

– Давайте вернемся к истории ваших отношений с Партией регионов. Когда в 2004 году вы вместе с Валерием Хорошковским уходили из правительства, вы заявили об “азаровщине” и даже выписали 7 пунктов-обвинений в адрес тогдашнего вице-премьера. Теперь вы вернулись в партию, которую формально возглавляет тот же Азаров. Чем теперешняя азаровщина лучше азаровщины 2004 года?

– Во-первых, Азаров уже говорит на украинском языке (смеется). По крайней мере, прикладывает огромные усилия для этого. А это очень важно. Конечно, я шучу, это не во-первых.

Мой поступок 2004 года тогда вообще вываливался из критериев. Умалишенная – из власти уйти, так попереть! Ведь тогда Азаров был вторым премьер-министром. Это был человек, который напрямую с Кучмой решал, наверное, столько же вопросов, сколько и действующий премьер Янукович.

Как и в истории с переговорами ПР и БЮТ, я вынесла проблему в публичное пространство. Я тогда была главой Госкомпредпринимательства. Поскольку у Госкомпредпринимательства была контрольная функция, мы могли не визировать законопроекты, которые разрабатывались Кабмином.

И в этой части меня очень поддержал Янукович. У нас было полное взаимопонимание. Ни один документ, не завизированный Госкомпредпринимательства, тогда не проходил Кабмин.

За 4 месяца моей работы мы получили новое здание, все работники поняли, что такое дисциплина. Но потом пошли серьезнейшие конфликты с Азаровым.

Помните, когда постановлениями Кабмина пытались менять базу налогообложения? Был внесен закон о ликвидации упрощенной системы налогообложения. Это был Рубикон. Если бы я тогда не ушла, то этот закон бы прошел, и упрощенная система с января 2004 года вообще потеряла бы все.

Когда я ушла из Госкомпредпринимательства, после этого Леонид Кучма отказался со мной встречаться. Я подала заявление. Перед этим я дважды приходила к Виктору Федоровичу и говорила, что не хочу вносить раздор в команду, не смогу работать с Азаровым. Потому что каждый госкомитет превращался в бой не на жизнь, а на смерть.

А в декабре накануне Нового года это была вообще безобразная картина, когда были представители трех комитетов, мы с Азаровым кричали друг на друга, это было уже неприлично.

Я поняла, что так не может быть. После этого я пришла к Януковичу в третий раз с заявлением, сказала, что оно уже подано в прессу, и я ухожу.

– Как он реагировал на ваши замечания и критику?

– Виктор Федорович меня очень поддерживал все это время. У нас вообще не было никаких личностных отношений, чисто рабочие.

И когда я пришла с этим заявлением, Виктор Федорович сказал: “Ну, ваш выбор. Спасибо за работу. Но вы не думайте, что жизнь заканчивается”.

Я ему тогда сказала: “Можно я скажу вещь, выходящую за рамки моих должностных обязанностей? Не делайте руководителем вашего избирательного штаба на президентских выборах Медведчука. Потому что если вы его сделаете руководителем штаба, будет поражение”.

Он мне потом это вспомнил и сказал: “У тебя все-таки есть какие-то прострелы”.

– Сейчас Азаров изменился в лучшую сторону?

– Конечно. 4 года в оппозиции очень сильно на него повлияли. Сказать, что Азаров стал гибким, невозможно. Но он стал больше слушать и слышать. Потому что в 2004 году это был человек, о котором можно было четко сказать: “Есть два мнения – мое и неправильное”, он никого, кроме себя, не слышал.

Сейчас он, напротив, очень внимательно слушает разные точки зрения, старается быть гибким, терпеливым. Он не машет так шашкой, как он это делал тогда. Но по-прежнему есть проблемы.

Азаров относится к той категории руководителей, которые, если кому-то доверяют, то уже доверяют на все 100%. И в этой ситуации они очень часто сами становятся под удар и не слышат критики. Эта история с Налоговым кодексом – это просто безобразие.

– Вы имеете в виду доверие к Тигипко?

– Нет. Это министерство финансов, те люди, с которыми он был годами вместе. Я думаю, что значительно полезнее было бы поменять часть команды и не так слепо доверять им.

– То есть, Азаровым может кто-то манипулировать?

– Не обязательно манипулировать, нет. Влиять – безусловно. Он верит в профессиональные качества людей, в личностные. У него есть понятие “это – очень хороший человек и профессионал”. Если он в это свято верит, то убедить его в противоположном практически невозможно.

С одной стороны, это хорошо, потому что люди, которые с Азаровым много лет работают, всегда говорят, что он тепло относится к ним и в сложных жизненных ситуациях помогает.

При этом он очень жесткий и руководитель авторитарного типа. Но о нем очень тепло отзываются все те сотрудники, которые с ним шли по жизни. Он, конечно, очень системный администратор.

Поэтому сегодня выбор Януковича был совершенно очевиден. Сейчас ставить реформатора было бы равносильно самоубийству. Сейчас нужен был очень жесткий администратор.

Азаров и потом может остаться премьер-министром, но под ним уже появится команда реформаторов. Он будет все это держать, а реформаторы – продвигать. Но может быть и смена премьер-министра…

Азаров никуда не денется, он все равно будет занимать высокие посты, будет на первых ролях, потому что таких профессионалов очень мало. Системные контрольные функции на сдерживание и упорядочивание – вот это его функции. Он это умеет делать, он это делает.

– Вы заявляли, что боитесь, что Азаров будет преступать закон. Больше не боитесь?

– Нет. Это же был 2004 год.

– Вы об этом сказали весной этого года…

– Это, наверное, было то же самое – попытки менять постановлениями Кабмина базу налогообложения, ставки налогообложения, вводить пенсионные взносы для упрощенцев постановлениями Кабмина, а не законом. Были такие попытки.

Но получена хорошая прививка. Потому что 5 лет было совершенного законодательного беспредела. Поэтому сейчас все пытаются стать хоть в какие-то рамки. Сегодня отсутствие системы стало опасно для всех.

Эта разбалансированная махина может накрыть кого угодно – начиная от президента и заканчивая любым предпринимателем. Поэтому сегодня все стали относиться более внимательно к нормам.

Вот, например, не пропустили мы закон о референдуме, который был авторства определенных лиц, которым пытались внести норму, что на референдуме можно принимать любые законы, изменения в Конституцию, изменения в законы, отмену законов и т.д.

Это означало бы полный конец вообще любой системе права. Не пропустили же, несмотря на то, что давление было очень сильное!

Авторы закона даже постеснялись сами себя продемонстрировать, поэтому поставили одного из депутатов фракции Партии Регионов – молодого, толкового, умного.

Поэтому сейчас, дай боже, потихоньку мы создадим систему, которая от критических нарушений нас всех обезопасит. Мелкотня всякая останется, она всегда есть во власти.

– К слову о системе. Тогда же вы говорили о том, что в Партии регионов существует группа людей, которая хочет строить страну по образу и подобию России. Эта группа существует?

– Группа существует, но это не группа, которую объединила эта идея. Просто у одной из групп была такая идея.

– У какой?

– Я не буду говорить. Потому что, слава Богу, мы вроде уже выздоровели и успокоились в этой части. Я про тех людей, у которых была эта идея.

– Они уже отказались от этой идеи?

– Да. И, кстати, эти выборы доказали, что это была утопия – создание однопартийности, даже двухпартийности в Украине. Украина – это страна очень похожая на Германию. Здесь должна быть многопартийность по принципу: 3-4 крупных партии и 4-5 партий помельче.

– Нестор Шуфрич в интервью говорил, что Партия регионов уже “начала болеть болезнью оранжевых”, когда разные группы делят между собой сферы влияния внутри партии. Видите ли вы такую угрозу?

– Нет. Вообще это по-другому. Делить сферы влияния внутри аппарата власти – это совершенно нормально. Драться за сферы влияния – это не нормально. Любая власть всегда строится на том, что есть различные группы.

Никакая власть не бывает монолитной. Это всегда сложная система – сложносочиненная, сложноподчинённая, сложно уравновешенная. Поэтому в любой власти всегда работает закон разделения рисков, дифференциации разных сфер влияния.

И, кстати, это полностью соответствует системе управления Януковича. Он управляет по принципу: он определяет менеджера, который способен решить задачи, которые ставят, и он ставит задачи, и контролирует исполнение. И он никогда не лезет внутрь того, что делает этот человек, до тех пор, пока не возникает какой-то сигнал, что график или содержание срываются.

Есть люди, которые лезут в каждую деталь. Есть управленцы типа Кучмы, который всегда стремился знать все до мелочей в системе, за счет этого был успешным. Янукович другой.

Что похоронило оранжевую команду? То, что они этого не понимали. Они оказались вообще не готовы к власти. И вместо того, чтобы сесть и договориться, кто за что отвечает, извините, кто на чем зарабатывает… Потому что власть – это всегда так или иначе способ расширения влияния, расширения потоков.

Это во всем мире так. У вас же нет иллюзии, что все святые? Так вот, вместо того, чтобы определиться, что вот наша система власти, наши приоритеты, вот сферы влияния, и каждый отвечает за успешность того или иного направления, оранжевая власть начала драться внутри себя на уровне определения целей. И на этом они завалили и себя, и страну.

У Регионов сейчас этого нет вообще. Нет такой внутривидовой борьбы, которая была у “оранжевых”. Есть конкуренция. Есть пока возможность каждой группы достучаться до тела в любое время. Это залог того, что пока все здорово.

Если, не дай Бог, создастся ситуация, что общаться с президентом в структуре президентско-парламентской модели смогут только избранные, конечно, это будет началом очень серьезных конфликтов.

– Сейчас вы не видите желания окружения Януковича ограничить доступ к нему?

– Пока президент постоянно мониторит ситуацию, общается, проводит совещания – то губернаторы, то разные министерства вместе, то экономический комитет.

Это же не просто для “ящика” картинка. Это место, где люди собираются, где каждый из тех, кто там присутствует, имеет возможность подойти напрямую к президенту, задать ему какой-то вопрос, даже когда ему это не нравится.

То есть это не тот случай, когда Ющенко месяцами никто не мог увидеть, что-либо сказать, а на документы вообще не было обратной связи. Янукович сейчас работает, как машина, где он двигатель, и он четко понимает, что есть и колеса, и ходовая, и электричество.

Он пока очень в теме. Я считаю, что до тех пор, пока он будет открыт к информации и общению, все будет в порядке.

Если вдруг кому-то в горячую голову придет ограничить его, как это в свое время Медведчук пытался сделать с Кучмой – это будет беда.

– Давайте перейдем к теме ваших взаимоотношений с Валерием Хорошковским. Каковы они на данный момент?

– Я скажу очень быстро и коротко. Во время “Команды озимого поколения” у нас был очень тяжелый конфликт внутри с Валерой. Поэтому мы вышли из этой избирательной кампании, хорошо друг к другу относясь, но не общаясь.

“Команда озимого поколения” нам дала немыслимо много, это был такой тренинг, за который не страшно было заплатить и куском жизни. Для меня это вообще было первое в жизни поражение. Я до этого 42 года прожила, и вообще не знала, что такое поражение.

Это тоже был сумасшедший опыт. Но мы вышли с такой ощутимой болью, потому что внутри были процессы, которые пошли неправильно, и кто-то из нас это видел, кто-то не видел, была куча споров.

Потом очень много лет не общались. И когда мы выходили из Кабмина, мы сделали это совершенно отдельно друг от друга. Фактически наши отношения как-то потеплели, может быть, вот сейчас.

Потому что, во-первых, все, что мы планировали в “Команде озимого поколения”, только сейчас стало как-то прорастать. Нам казалось тогда, что уже трава растет, а только сейчас – зелененькие росточки.

Мы недавно с Валерой встретились, просто созвонились, я говорю: “Ну подъедь, хоть чаю попьем”. Он приехал, мы поговорили, и я говорю: “Валера, я поверить не могу. Похоже, что-то проклевываться стало”.

Он говорит: “Ты знаешь, у меня сейчас из-за этого сила, меня прет”. У него драйв. Ему кажется, что мы можем реализовать то, о чем мы мечтали 10 лет назад.

У нас никогда в жизни не было никаких совместных дел, никаких совместных бизнесов, никаких финансовых взаимоотношений.

Нам когда-то Витя Пинчук сказал: “Ребята, так не может быть, давайте объединяться”. Мы собрались тогда в “Команду озимого поколения”, рванули, сделали это в кайф. Мы поломали себе кости, но каждый пережил это.

Поэтому сейчас у нас хорошие отношения. У него есть мой мобильный телефон, у меня – его. Но, наверное, и все. Сейчас мы тепло друг к другу относимся.

– Вы разве до сих пор не защищаете интересы Хорошковского? В частности, в комиссиях парламента по частотам, по газу.

– Да бросьте! Это вообще никакого отношения к нему не имело. А какое отношение он имеет к газу?

– Группа “РосУкрЭнерго”…

– Вообще, мне так смешно, когда меня называют человеком Фирташа. В то время, когда меня уже полгода называли человеком Фирташа, я его вообще не видела. Я с ним познакомилась в эфире “Интера”. Более того, я шла тогда на “Интер” и даже не знала, что там будет Фирташ.

– Вас скорее называют человеком Хорошковского, чем Фирташа…

– Где называют? Покажите источник! Вы не найдете!

– Речь идет, в частности, о том, что вы возглавляете ТСК по частотам, где есть интерес Хорошковского. Также вы подали заявление в прокуратуру на ТВі за то, что канал не выполняет решение суда о возвращении частот. То есть фактически защищаете его интересы.

– Сейчас будет еще одно уголовное дело – первое и второе возбуждено в Генпрокуратуре. Одно возбуждено по членам Нацсовета, потому что там явно коррупционные действия. У вас нет сомнений, что 5 человек кворума при прописанных в законе 6 в три часа ночи приняли решение по лицензии?

Все, что я вам сказала по моим отношениям с Хорошковским – это реально мои отношения, никаких других.

А с газом очень просто. Вы знаете, что я являюсь категорическим принципиальным борцом с Тимошенко. Потому что я считаю, что это – самое большое зло, которое могло ожидать Украину.

Я это знаю, у меня дар предвиденья большой. Не дай бы Бог страна сейчас ошиблась, и мы бы имели Тимошенко с полномочиями Кучмы. Это была бы катастрофа. Мы бы не выбрались уже из этого.

Началась эта газовая война имени Тимошенко. Я тему газа знаю очень хорошо, потому что моя консалтинговая компания 4 года была официальным аудитором “Нафтогаза”. Просто в силу того, что мои ребята были лучшими в Украине, у нас была крупнейшая компания.

Я участвовала в переговорах по газотранспортному консорциуму и считала, что та схема, которую нам Россия предлагала, категорически не подходила. И сделала все, чтобы тогда это не состоялось. Я считаю, что это правильно.

И когда я увидела, что творится с газовыми соглашениями, я поняла, что караул.

У нас, кстати, была большая дискуссия на президиуме. На встрече присутствовал Янукович. Половина фракции была категорически против создания этой ВСК.

Я сказала Януковичу: “Виктор Федорович, мы обязаны это сделать”. В ответ на это он говорит: “Хорошо, все подумают, мы еще раз соберемся в 3 часа дня”. Это был настолько острый вопрос, что мы тогда не нашли с наскока взаимопонимания.

В 3 часа дня мы собрались, и все единодушно проголосовали, зарегистрировали это постановление. А поскольку я была человеком вообще независимым, ни с кем не связанным, я возглавила комиссию. Это как в армии: “Твоя инициатива, ты и бери”.

Я вам честно скажу, мне вообще никто не помогал в работе комиссии. Все, на что у меня хватало сил, я тянула сама.

Мое счастье в том, что я не принадлежу ни к одной группе. С одной стороны, мне тяжело от этого.

– А вам предлагали присоединиться к какой-то из групп?

– Очень интересно. Мне в жизни никогда не предлагали взяток. Один раз принесли, положили 2 миллиона долларов напротив меня. Я послала матом, мальчик летел так…Это при том, что я была в долгах, как в шелках.

Я их увидела, отреагировала, он убежал. И я все думаю: “Можно же было решить кучу проблем”. Но я не могу переступить через себя. Я, наверное, горбатая, это уже не исправится.

– Летом разгорелся скандал по поводу дачи в Рудыках. Хозяин дачи, на которой вы жили, обвинил вас в краже кастрюль, сервиза … Геннадий Москаль даже просил Генпрокуратуру возбудить уголовное дело.

– Слава Богу, когда появился Москаль, я хоть поняла, откуда ноги растут. Потому что ситуация была очень смешная (смеется).

Дело было так. Мне в этом году было 50 лет, и мы улетели заграницу. Никто из помощников мне ничего не говорил. На отдыхе мы совершенно случайно зашли в Интернет и увидели всю эту прелесть. День у меня был совершенно испорчен.

Я же львица, у меня гордости сколько! И тут вдруг я и кража кастрюль, и сервиза “Мадонна”! Я была в шоке, конечно.

– Чем дело кончилось?

– Естественно, отказали ему в возбуждении уголовного дела. Человек, извините, чушь всякую несет. Его просят: “Документы какие-то дайте на что-нибудь”. Он принес квитанцию в 10 тысяч долларов, на покупку штор и гардин в 1995 году. Ну, чистая “шариковщина” такая.

– Где вы сейчас живете?

– Мы снимаем дом в Конча-Заспе.

– А что произошло на самом деле?

– Мы с семьей 3,5 года арендовали дом. Дом – это громкое название. Просто место замечательное. И не от хорошей жизни. После кампании “Вече”, поскольку я за свои деньги ее вела, у нас были большие долги. Мы продали практически все, что было: дочка продала квартиру, муж продал наш хутор, я продала квартиру.

После 3,5 лет оказалось, что хозяин этого дома был мошенником. Мы этого не знали.

Оказалось, что дом заложен под 2,5 миллиона долларов, которых он никогда в жизни не стоил. Это дом 1995 года, построенный торговыми работниками.

Потом мне позвонили из банка, сказали, что дом уже описан под залог, и спросили, хочу ли я его купить. Поскольку я знаю, что в свое время он был заложен под 600 тысяч долларов, я говорю: “Ну, если за 600 тысяч долларов, то можно подумать, можно и прокредитоваться”.

И потом, когда к нам приехал представитель банка и вдруг сказал, что залоговая цена 2,5 миллиона долларов плюс 300 тысяч долларов невыплаченных процентов по кредиту, мы сразу сказали: “Нет, это вообще невозможно. Во-первых, у нас таких денег нет, во-вторых, этот дом столько не стоит”.

После этого мы стали искать другой дом. И тут наш хозяин… Мы всегда думали, что он подполковник КГБ в отставке, он всегда так представлялся. Потом, когда милиция стала его допрашивать, оказалось, что у него среднее техническое образование. Он всегда работал водителем у своей жены, которая была директором торговой базы в Киеве в советские времена. Вот откуда в доме сервизы “Мадонна” и все остальное.

Хозяин нам прислал совершенно хамское письмо: “Вы дом неправильно содержите, срочно выселяйтесь”. Видно, кто-то ему сказал, что мы дом хотим купить. А когда мы выселялись, заплатили ему за первый месяц и за последний аванс, как положено. 5 тысяч долларов в месяц, и столько же за последний.

После этого письма я его вызвала сюда, дала ему ответ по пунктам и сказала, что мы выселяемся: с вас 5 тысяч долларов аренды, которую вы переполучили, и все.

Я говорю: “Мы будем улетать на день рождения, поэтому до этого 3-4 августа мы вам передаем ключи, вы нам отдаете деньги, и до свидания”. У меня же в доме все – дочка, няня, двое внуков, в том числе самая младшая Полина.

Тогда он начал такой грубый прессинг: каждый день приходил в любое время, когда ему надо, с какими-то посторонними людьми. Собаки лают, дети просыпаются, плачут.

Это, конечно, не добавило нежности в отношениях, и муж ему прямо сказал: “Вы возвращаете деньги, и смотрите – если вы решили кинуть Инну, то вы глубоко ошибаетесь, что такого человека можно обмануть”.

Судя по всему, он после этого испугался. Поскольку денег он не собирался возвращать и не вернул, начал где-то бегать, искать какие-то связи, начал прессу под это подкручивать. И когда мы вернулись, все это прочитали, увидели, получили от этого массу “удовольствия”.

Мы ремонт сделали в доме за свои деньги. И всю эту рухлядь, которая там была, спустили в подвал, упаковали. У хозяина там небольшой бассейн, сауна была. Мы не стали этим пользоваться, потому что некуда было деть его вещи.

После выселения мы всю мебель расставили, а уже сервизы и шторочки 1995 года выпуска развешивать не стали. Я хозяину прямо сказала: “Тех 5 тысяч долларов, которые вы у нас украли, вам хватит, чтобы нанять кого-то, кто вам развесит шторочки”.

Вот, собственно, и все. Потом было его заявление в ОВД, заявление Москаля…

Потом, естественно, ко мне приезжали следователи, я давала объяснения. Потом оказалось, что он там нарисовал в заявлении еще какие-то телевизоры “Самсунг”, еще что-то.

Помните, как в “Иван Васильевич меняет профессию”: “Три магнитофона, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три”. На самом деле, слава Богу, что я сейчас могу со смехом об этом говорить, но у меня до сих пор мурашки по коже, мне так противно.

Анна Григораш, Сергій Щербина, УП